Там, за закатом - лица, года, города. Счастье Проклятых путь что зовется всегда.(С)
Александр Вертинский О шести зеркалах М. Ю. У меня есть мышонок - приятель негаданный - В моей комнате мрачной, похожей на склеп. Он шатается, пьяный от шипра и ладана, И от скуки грызёт мои ленты и креп.
Он живёт под диваном и следит очарованно, Как уж многие дни у него на глазах Неизбежно и вечно, как принц заколдованный, Я тоскую в шести зеркалах.
Каждый вечер из-за шифоньерки берёзовой Мой единственный маленький друг Деликатно просунет свою мордочку розовую И тактично вздохнув, отойдёт за сундук.
Я кормлю его кексом и старыми сплетнями О любовниках Муськи, о танго-гашиш Или просто делюсь впечатленьями летними От моей неудачной поездке в Париж.
А когда я усну, он уж на подоконнике И читает по стенам всю ту милую ложь, Весь тот вздор, что мне пишут на лентах поклонники О Пьеро и о том, как «вообще» я хорош.
И не видит никто, как с тоскою повенчанный, Одинокий, как сволочь в осенних полях, Из-за маленькой, злой, ограниченной женщины Умираю в шести зеркалах! 1917, Москва
Там Лин, я смотрю, Вы не только ценитель фольклора, но еще и поэзии:-) Я Вас понимаю, от Вертинского я тоже в восторге. Да и вообще от серебряного века. Злые духи Я опять посылаю письмо и тихонько целую страницы И, открыв Ваши злые духи, я вдыхаю их сладостный хмель. И тогда мне так ясно видны эти черные тонкие птицы, Что летят из флакона — на юг, из флакона «Nuit de Noёl».
Скоро будет весна. И Венеции юные скрипки Распоют Вашу грусть, растанцуют тоску и печаль, И тогда станут легче грехи и светлей голубые ошибки. Не жалейте весной поцелуев, когда зацветает миндаль.
Обо мне не грустите, мой друг. Я озябшая хмурая птица. Мой хозяин — жестокий шарманщик — меня заставляет плясать. Вынимая билетики счастья, я смотрю в несчастливые лица, И под вечные стоны шарманки мне мучительно хочется спать.
Скоро будет весна. Солнце высушит мерзкую слякоть, И в полях расцветут первоцветы, фиалки и сны... Только нам до весны не допеть, только нам до весны не доплакать: Мы с шарманкой измокли, устали и уже безнадежно больны.
Я опять посылаю письмо и тихонько целую страницы. Не сердитесь за грустный конец и за слов моих горестных хмель. Это все Ваши злые духи. Это черные мысли как птицы, Что летят из флакона — на юг, из флакона «Nuit de Noёl».
1925 Очень захотелось Вам это написать. Уверенна, Вам понравится.
Ну, и молодой человек очень интересный
А что о самой песне... мне ужасно стыдно спрашивать, но на каком языке она? Звучание потрясающее...
Гаэлик. Ирландский.
Там Лин, это восхитительно!
Да уж, с такой рыжей не соскучишься
так это и хорошо) Скука ни к чему хорошему не приводит
Скука ни к чему хорошему не приводит
Согласна более чем полностью
О шести зеркалах
М. Ю.
У меня есть мышонок - приятель негаданный -
В моей комнате мрачной, похожей на склеп.
Он шатается, пьяный от шипра и ладана,
И от скуки грызёт мои ленты и креп.
Он живёт под диваном и следит очарованно,
Как уж многие дни у него на глазах
Неизбежно и вечно, как принц заколдованный,
Я тоскую в шести зеркалах.
Каждый вечер из-за шифоньерки берёзовой
Мой единственный маленький друг
Деликатно просунет свою мордочку розовую
И тактично вздохнув, отойдёт за сундук.
Я кормлю его кексом и старыми сплетнями
О любовниках Муськи, о танго-гашиш
Или просто делюсь впечатленьями летними
От моей неудачной поездке в Париж.
А когда я усну, он уж на подоконнике
И читает по стенам всю ту милую ложь,
Весь тот вздор, что мне пишут на лентах поклонники
О Пьеро и о том, как «вообще» я хорош.
И не видит никто, как с тоскою повенчанный,
Одинокий, как сволочь в осенних полях,
Из-за маленькой, злой, ограниченной женщины
Умираю в шести зеркалах!
1917, Москва
Я Вас понимаю, от Вертинского я тоже в восторге. Да и вообще от серебряного века.
Злые духи
Я опять посылаю письмо и тихонько целую страницы
И, открыв Ваши злые духи, я вдыхаю их сладостный хмель.
И тогда мне так ясно видны эти черные тонкие птицы,
Что летят из флакона — на юг, из флакона «Nuit de Noёl».
Скоро будет весна. И Венеции юные скрипки
Распоют Вашу грусть, растанцуют тоску и печаль,
И тогда станут легче грехи и светлей голубые ошибки.
Не жалейте весной поцелуев, когда зацветает миндаль.
Обо мне не грустите, мой друг. Я озябшая хмурая птица.
Мой хозяин — жестокий шарманщик — меня заставляет плясать.
Вынимая билетики счастья, я смотрю в несчастливые лица,
И под вечные стоны шарманки мне мучительно хочется спать.
Скоро будет весна. Солнце высушит мерзкую слякоть,
И в полях расцветут первоцветы, фиалки и сны...
Только нам до весны не допеть, только нам до весны не доплакать:
Мы с шарманкой измокли, устали и уже безнадежно больны.
Я опять посылаю письмо и тихонько целую страницы.
Не сердитесь за грустный конец и за слов моих горестных хмель.
Это все Ваши злые духи. Это черные мысли как птицы,
Что летят из флакона — на юг, из флакона «Nuit de Noёl».
1925
Очень захотелось Вам это написать. Уверенна, Вам понравится.
Оловянное сердце
Я увидел Вас в летнем тире,
Где звенит монтекрист, как шмель.
В этом мертво кричащем мире
Вы почти недоступная цель.
О, как часто юнец жантильный,
Энергично наметив Вас,
Опускал монтекрист бессильно
Под огнём Ваших странных глаз...
Вот запела входная дверца...
Он — в цилиндре, она — в манто.
В оловянное Ваше сердце
Ещё не попал никто!
Но однажды, когда на панели
Танцевали лучи менуэт,
В Вашем сонном картонном теле
Пробудился весенний бред.
И когда, всех милей и краше,
Он прицелился, вскинув бровь,
Оловянное сердце Ваше
Пронзила его любовь!
Огонёк синевато-звонкий...
И под музыку, крик и гам
Ваше сердце на нитке тонкой
Покатилось к его ногам.